Русалка
Цикады трель смешалась с запахом морским,
И свечи кипарисов в звёздной сини утопают.
Неслышный ветер – вечный пилигрим
Волну на берег опускает
И лёгкостью дыхания манит
В страну безвестную русалок –
Колдуний юных, куртизанок,
Что корабли не раз топили,
Отважных моряков губили
Своей волшебною любовью.
И обагрялось море кровью
Восшедших новых зорь,
И сказочный узор
Вдруг появлялся
В бликах на воде
И в остроносой золотой ладье
Царевна синекудрая сидела
И песнь вместе с ветром пела,
И покоряла всех и вся
Красою нежной.
И волны ей шатром служили,
И заплетали волоса
Ей чайки в косы.
Жемчужная сияющая россыпь
Накидкою тончайшей белоснежной
Спадала с хрупких плеч.
Послушаем же песнь её:
« И волны покоряют камни,
Стирая острые углы.
Затягивает время раны,
И охлаждает дождь угли.
Под небом жить, дышать уметь –
Вот счастье.
Ждать и терпеть,
Превозмогать ненастье –
Вот благо.
Ведь быть изгоем не позор.
Позор быть одиноким.»
Со вздохом грустным и глубоким
Русалка опустила взор
И замолчала.
С ней во дворце у матери с отцом
Две младшие сестры - царевны жили.
Хитры, игривы, безрассудны девы были
И старшую сестрицу не любили –
За ум её, за красоту,
За простоту и доброту,
За то, что не похожи были
Её повадки и мечты
На их.
Эдэ, так звали нашу героиню,
Искала дружбы с сёстрами своими,
Но тщетно.
Морские травы и цветы
Ей были верными пажами,
А рыбки юркие и чайки,
Её весёлыми друзьями.
И часто юная Эдэ
Дни проводила в золотой ладье.
И солнце было в радость ей
И берег дальний – мир людей
Её манил.
Эдэ боялась чувств своих
И разыскала ведьм морских.
В подводном гроте
Средь теней,
Среди погибших кораблей
Был град волшебный мудрых фей.
Одна из них родною тетей
Русалке доводилась.
– Я знала, приплывёшь ко мне:
Ты часто по ночам мне снилась.
Так, что с тобою приключилось?
– Видала ли ты, тётя, в вышине
Пылающий костёр?
Позор –
Русалке солнце полюбить.
Но как же быть?
Мне одиноко средь сестёр.
Мне всё труднее под водой дышать.
Мне страшно жить и страшно умирать.
Мои друзья – коньки морские,
Мне рассказали про людей –
Средь них есть добрые, есть злые,
Но люди ближе мне, родней,
Чем даже сёстры иль отец.
Так разреши же, наконец
Мою постыдную беду.
– Здесь места нет, Эдэ, стыду.
Ты выросла и правду знать тебе пора,
Но в тайне сохрани её:
Царица моря, мать твоя Элрра
В далёкие те времена
Была, как ты сейчас, юна.
Фантазий дерзких, невозможных миллион
В душе неопытной жило.
Так слушай, что произошло:
Тогда младые девы моря
Не знали ни тоски, ни горя.
Наивны были и добры.
И море щедрые дары
Им посылало.
Но ветры горе предвещали,
И рыбы чайками кричали,
Предшествуя недоброму началу.
О том русалки не слыхали
И всё резвились да играли.
Случилось так, что у царевны
Пропала лучшая из фрейлин:
Серебряная маленькая рыбка.
Надев дорожную накидку,
Ни слова не сказав, ни матери, ни слугам,
Элрра на поиски пустилась
Исчезнувшей своей подруги.
Недолго путешествие Элрры продлилось –
Два раза солнце с месяцем сменилось.
Царевна вод нашла свою сестру меньшую
В рыбачьих сетях крепких.
Желая пленницу спасти,
Не ведая пророчества историю злую,
Элрра, как в паутине бабочка земная,
Запуталась между бечёвок сетки.
И уж ей было не уйти.
Беснуясь, вырываясь и рыдая,
Элрра попалась в руки рыбака...
Краса Элрры была настолько велика,
Что царь морской на ней женился вскоре,
И мать твоя забыла о недавнем горе.
Никто не знает, милая Эдэ,
Что ты – дочь человека.
Земля не божеский эдем.
Стезя судьбы людского века
Полна греха, падений и утрат.
– Но мне душа и сердце не велят
Здесь оставаться.
Я начинаю задыхаться
Под водами морскими.
Я брежу зорями земными.
– Ты человеческая дочь.
Так отправляйся же сегодня в ночь
На брег, по мановению звезды.
Но знай,
Что одиночества беды
И там тебе не избежать.
Но всё же надо счастье испытать.
Прощай.
Среди людей
Где бьёт родник,
За ночью следом,
Прекрасная младая Леда,
Появлялась.
Струя воды пред нею расступалась,
И с нежностью стопЫ её касались
ТрАвы.
Как боязливая газель,
Жила красавица Эдэ,
Без покровительства, без славы.
В тех девственных краях зелёных,
На залитых лучами склонах,
Откуда ветер начинал свой бег,
Был редким гостем человек.
Прошёл апрель.
Слышнее стали птичьи трели,
И вЁсен солнечные феи
Послали в ту страну гонца.
Светловолосый менестрель,
Что почитает небо за отца,
За мать – тропу, что под ногами,
Увидел кроткую Эдэ и полюбил.
Цветами, звёздами, мирами
Готов был одарить её поэт.
И милую свою Эдэ пленил любовью
И их благословили ночь и утра свет.
«– Я рад бескрайнему приволью.
Здесь счастью нашему преграды нет.
Но честным я хочу быть пред тобою,
Хочу назвать тебя женою.
Пускай звонят колокола во имя нас.»
Великий Спас
Изображён над входом.
Эдэ впервые оказалась
Средь народа.
Испугалась
Огней, одежд до пола белых
И жестов чинно - смелых
Воздушного креста.
И вот, священная вода
Попала ей на платье.
Эдэ упала жениху в объятия.
Две ножки стройных
Русалочьим хвостом оборотились...
«Чур! Дьяволица!»
Все засуетились.
«Вон их из храма! Вон обоих!»
И замелькали руки, лица.
И всё исчезло в забытьи.
Цветок
«... – Очнись и в нашу жизнь войди.
Теперь ты, как и мы – цветок.
Как называть тебя?
– Эдэ.
– Добро пожаловать в мир орхидей!
Как гибок стройный стебелёк.
Как хороша.
Цветок сама, цветок душа».
И в образе цветка
Эдэ познала лёгкость неба,
Что посылало свысока
Прохладный дождь,
Меж лепестков себя беспечно разливая.
И бабочка посланницею Феба,
Дарила пролетая,
Серебро пыльцы,
Непроизвольностью секунды согревая.
И солнечных лучей концы
Переплетались в нимб безгрешной красоты.
Гость
– Ты кто?
– Цветок. Верней – червяк.
Я столько времени провёл средь вас,
Что сам себя считаю орхидеей.
Я лишь несчастен – я урод.
– Но мне сказали, червяки – враги.
Они подтачивают корни, лепестки.
– Тебя зовут Эдэ?
Откуда же идет твой род?
Ты верно здесь недавно.
И в наговоры веришь.
И всё не тою мерой меришь.
Первозданно,
Вы, орхидеи, были, ну, как я.
Теперь у вас элитная семья.
А я изгой.
Ой-ой!
Как тяжело мне. Пожалей!
– Ну, что ты?! Подползи ко мне, не плачь.
Червяк, как хитрый адов змей,
Как обходительный и ласковый палач,
Дурманящие речи говоря,
Обвился вкруг стебля,
Сломал его и жизнь сломал Эдэ.
Змея
На павшей с неба дождевой воде,
Кругами расходилась жизнь змеи.
И никогда Эдэ не ощущала близости земли
Так четко.
С ней в совокупности жила
Эдэ – змея.
Когда Эдэ была цветком,
Тянулась к солнцу лепестками.
Но жизнь её была в земле,
И жизнь она пила корнями.
Теперь сама тонка, извилиста, как корень
Эдэ змеёю познавала волю мира,
С основою – землёю вровень.
И камни пели словно лиры.
И орхидеи стали лишь травою
Бесцветной, непригодною к еде.
И наслаждалась одиночеством Эдэ,
От коего бежала много лет
И слышала во всем молчанию ответ,
И стало одиночество единством.
Но вот во времени – течении быстром
Произошла измена – смерть.
Эдэ – змея – должница и убийца.
И меж цветов она заметила лишь лица
Двух спящих. Дева
Была похожа на Эдэ,
Что первородицею Евой
Свой путь искала на земле,
Покинув море.
Змея была змеёй
И помнить вековых обид не смела.
Она лишь в жале яд имела.
Не мстила
И не умела зла хранить.
Убила
Лишь потому, что было ей дано убить.
И свой же яд змее вкусить пришлось.
И не нашлось
Случайности счастливой,
И жизнь склонилась словно ива
К реке текущей в даль.
И спящая под солнцем дева уж не просну-лась.
Но натянулась
Нить прошлого,
И яд горячий, словно плавленая сталь,
Убил, убившую же им змею.
Птица
Легка как день, которого не ждёшь
В полёте птица.
И сверху солнце, будто золотая рожь,
А снизу рожь, как золотое солнце.
И открывается небес десница
Для возрождённой жизни – для Эдэ – для птицы.
Зелёный жук, летящий рядом с ней
И бабочка – цветок крылатый
Подвластны ей,
Едины с ней.
И дерево – необозримый великан
И куст душистой мяты –
Равны. Меж ними лишь движенье крыльев.
Мир неделим на малое, большое.
Весь мир – полёт.
И закруглённый небосвод
Могла бы птица пролететь
Насквозь,
Забыв про круговерть
И про земную ось.
Могла бы, если не судьба
Извечного конца, переходящего в начало.
И вновь непостоянство – время
Игру свою сыграло.
Быть может параллельно,
Быть может друг за другом вслед,
Но непрерывно, нераздельно
Существовали жизни,
Хранящие отдельные, разумные миры,
Сплетённые в гармонию единства.
Лисенок
Крылатая певунья птица
Пропела, пролетела жизнь свою,
И умерла летя.
Упала наземь.
И незаметная граница,
Граница перехода бытия
Была надломлена и сразу
Возобновлена,
Как незаметное движение губ
Возобновляется
И рушит, вновь рождая, тишину.
И маленький пушистый труп
Певуньи птицы,
Оставившей мгновенье – вышину,
Был найден рыжею лисицей
И съеден.
Средь появившихся в норе лисят
Одним была Эдэ.
Мир был игрой
Для шустрого и ловкого лисёнка.
Поймать хотелось речку
Звонкую
Эдэ,
Что, убегая быстротечно,
Неуловимой оставалась
И исчезала в дАли вечной
И не кончалась.
Река
И не кончались лета,
И не кончались зимы.
Безмолвною усмешкой мима
Над собой смеялись
Иль плакали без слёз
И проносились мимо
Иль падали засохшими венками
Бесцветных вялых роз
На времени безвременный погост.
Но возрастал росток
И несся сущностью поток
Реки.
И отражения высоки
В реке.
И солнце, и звезда,
И те, кто на земле,
И окончание, и измерение – всегда,
Статичны в отражениях потока
И живы, как бегущая вода.
Эпилог
Эдэ – река, Эдэ – змея, Эдэ – лиса и человек.
Эдэ – безвременье и век.
Эдэ – даль, Эдэ – жизнь, Эдэ – Бог.
P.S.
Памяти Оленьки Селезнёвой. Лучшей моей подруге, талантливой поэтессе, художнице и очень хорошему человеку посвящаю.
Анастасия Вольная. 1995 год
| 
